Восточный Чарльстон, — Обычно по утрам около 11 часов пять или шесть танцоров встречаются в залитой солнцем студии в этом отдаленном районе Северного Вермонта, чтобы потанцевать и позаниматься. Стив Пэкстон — безусловно, самый известный танцор в этом районе — обычно предпочитает не присутствовать на этих собраниях, хотя студия является частью его дома.
«У меня такая укоренившаяся привычка к физическому осознанию, что мне трудно двигаться, не задумываясь об этом», — сказал 78-летний Стив Пэкстон. Это было поздним летним утром, и он сидел за круглым столом, глядя из окна на пейзаж вокруг фермы Мэд Брук, коммуны, которая на протяжении многих лет была густо заселена артистами и танцорами. Он живет там с 1970 года.
Он объяснил, что в эти дни он, сознавая повседневную деятельность, часто задается вопросом: «Как происходит ходьба? Как происходит стояние? Как происходит движение? Как происходит переворачивание компоста?» Сделав паузу, он добавил: «Я — моя собственная среда».
Признаваясь в том, что он занимается йогой и тайцзи, он сказал, что сейчас в основном занимается своими делами. «Я думаю, что это всего лишь игра в ладушки, что бы я ни делал». И нет, он больше не выступает: «Это не то тело, в котором мне нравится танцевать. Теперь вы видите старого пердуна, который бездельничает».
Но Джуди Хасси-Тейлор так не считает. Хасси-Тейлор является директором и главным куратором Danspace Project в East Village, где Пэкстон объединится с двумя старыми друзьями — постмодернистскими танцовщицами-хореографами Симоной Форти и Ивонн Райнер — чтобы представить Tea for Three, три ночи танцев и перформанса.
«Стив может изменить атмосферу комнаты самым тонким жестом и глубочайшим пониманием времени, — сказала Хасси-Тейлор. — Он один из Будд американского танца».
Пэкстон, пожалуй, наиболее известен как изобретатель Контактной Импровизации, основанной на осязании, чувстве веса, диалоговой и часто спортивной технике танца, которая с момента ее появления в 1972 году стала практиковаться во всем мире. Ее корни отражают его детство, проведенное в Тусоне, где стал опытным гимнастом.
Пэкстон сказал, что в молодости он осознал, что «все, что я когда-либо хотел — это танцевать», и в 1958 году он приехал на восток, после того как получил стипендию на Американский фестиваль танца в Коннектикуте. Там он познакомился с хореографами, в том числе с Хосе Лимоном и Мерсом Каннингемом, и присоединился к труппе Лимона, прежде чем стать главной фигурой в танцевальной труппе Мерса Каннингема в начале 1960-х.
Пэкстон также стал одним из основателей двух новаторских коллективов — Judson Dance Theater и Grand Union, которые восстали против условностей современного танца, используя обычные движения и рискованные импровизации. Он сотрудничал не только с другими танцорами, но и с такими музыкантами и артистами, как Роберт Раушенберг, Роберт Моррис и перкуссионист Дэвид Мосс, преподавал, ставил хореографию и выступал по всему миру.
Он остается близок со многими крупными деятелями постмодернистского танцевального движения, включая Форти и Райнер, которым сейчас более 80-ти лет. Они дружат более пятидесяти лет, еще со времен совместной учебы у Мерса Каннингема и Роберта Данна, музыканта, который преподавал композицию в студии Каннингема. Они также участвовали в постановках друг у друга, хотя в Tea for Three впервые выступили как трио.
Версия Tea for Three состоялась в 2016 году в галерее Box Gallery в Лос-Анджелесе по инициативе Форти и Мары Маккарти, основательницы Box. «Одна из самых приятных особенностей мероприятия в Лос-Анджелесе была в том, что Мара подарила нам [жилье на] Airbnb», — сказала Форти. И даже несмотря на то, что она живет в Лос-Анджелесе, она никак не могла пропустить веселье. «Я упаковала сумку, и мы втроем жили вместе. Это было сразу после выборов, так что мы грустили».
В некотором смысле Tea for Three об их глубоком знакомстве — как танцоров, как хореографов, как друзей. «Это похоже на шахматы втроем, когда люди любят играть вместе больше, чем просто выигрывать», — сказал Пэкстон.
В то время как Tea for Three ссылается на прошлые танцы, включая оригинальное Trio A Райнер, очевидно также будет и импровизация. «Все будут двигаться, говорить, и все это будет стремиться к комедии, — объяснила Форти. — Никто не знает, во что мы ввяжемся».
За несколько месяцев до того, как они впервые провели Tea for Three, Пэкстон и Форти появились вместе в центре искусств Лос-Анджелеса Redcat. «Это было очень весело и красиво, — сказала Форти об их выступлении, — час или около того, это было частично движение, частично беседа и чистый юмор».
В какой-то момент, когда Пэкстон поднял Форти, она сказала: «Видишь ли, если бы я вступила в Контакт, я бы знала, что делать. Я бы перенесла свой вес в твой центр».
Пэкстон ответил: «Я не думаю, что они еще так делают. Я думаю, это старый стиль».
«Что они сейчас делают?», — спросила Форти.
«Я не знаю, что они делают сейчас, — ответил он. — За ними трудно угнаться».
«У меня есть машина 1998 года», — быстро ответила она.
Пэкстон, кряхтя, ответил: «У меня тело 1939 года».
Независимо от того, описывает ли он жизнь первых дней компании Мерса Каннингема или говорит об участии в безумных выступлениях Роберта Раушенберга, Пэкстон — занимательный рассказчик — скромный и ироничный. Но заставьте его говорить о танце как о форме искусства, и его манера становится особенно серьезной и вдумчивой, раскрывая кого-то, кто провел свою жизнь, раздвигая обычные границы среды, сводя ее к самым основным формам.
В 2014 году, когда Пэкстон был удостоен чести в Danspace, Райнер вспомнила о том, что он всегда был «на шаг впереди нас». Она вспомнила эпизод в начале 60-х, когда перед ними, студентами в классе композиции Данна, стояла задача сделать минутный танец.
Пэкстон просто сидел на скамейке и ел сэндвич.
«В то время я проводил исследование самого себя, — вспоминал он. — Когда меня не было в студии, мое тело просто дрейфовало, делая то, что оно делало. Поэтому я начал стараться быть более осведомленным о том, что я делаю. Я начал учиться ходить, стоять и сидеть. И я думаю, что есть сэндвич так же было в этой сфере».
Это простое занятие стало серьезной заботой о повседневных движениях, из которых ходьба, пожалуй, наиболее очевидна. Когда он жил в Нью-Йорке в 1960-х годах, он вставал рано утром и отправлялся наблюдать за тем, как двигались люди. «Я бы пошёл на рыбный рынок Фултон, — сказал он. — Это лучшее время в городе, потому что там не так много людей».
То что он увидел — как двигались простые люди, он показал в постановке, которая, возможно, является его самым известным танцем — Satisfying Lover 1967 года. Она предназначена для большой группы людей, от 30 до 84 человек, которые проходят через сцену, иногда останавливаясь, чтобы встать или посидеть в зависимости от счета.
Пэкстон, конечно, был не просто обычным автором. Он был виртуозным танцором, который выступал во многих знаковых произведениях Каннингема начала 60-х годов. Изображения Пэкстона можно разглядеть на стенах путешествующей ретроспективы Раушенберга, недавно увиденной в Музее современного искусства в Нью-Йорке . Шоу включает в себя Scanning, шелкографию 1963 года, которая включает фотографию гибкого Пэкстона, выступающего в Aeon — его первом танце с Каннингемом.
Именно в это время Пэкстон познакомился с Раушенбергом, который тесно сотрудничал с компанией Каннингема в качестве дизайнера и художественного консультанта, создавая декорации и костюмы для Aeon. Эти два человека в итоге жили вместе с 1962 до 1967. Они также участвовали в работах друг друга.
Раушенберг появился в Proxy и Jag Ville Goma Telefonera Пэкстона. А Пэкстон выступал в некоторых более странных спектаклях Раушенберга. В Linoleum он лежал в курятнике, наполненном живыми цыплятами, и ел жареную курицу (Форти также появлялась в Linoleum).
В Spring Training Раушенберга Пэкстон танцевал с жестяной банкой, пристегнутой к колену, деля сцену с тридцатью черепахами с пристегнутыми к спине фонариками. В том же произведении Кристофера Раушенберга 13-летний сын художника ронял яйца с высоты около 30 футов. «Это было прекрасно, это было удивительно, но это было просто падение яиц, — вспоминал Пэкстон. — В этом и состоял навык Боба: пробудиться и узреть то, чего ты не замечал».
После десятилетий постоянных путешествий сейчас Пэкстон предпочитает проводить время, наблюдая, что происходит в его саду, стараясь не уходить слишком далеко от дома, где он живет с Лизой Нельсон, танцовщицей и хореографом, и их двумя кошками, Париж и Лимбо. Но мир танцев приходит к нему. Поскольку он что-то вроде гуру, танцоры часто ездят в Вермонт, чтобы работать с ним в студии, созданной Лизой Нельсон и пристроенной к их дому.
Эта более спокойная жизнь, по его словам, означает «отказ от большинства приглашений выступить». Есть исключения — например, его встреча с Форти и Райнер. «Каждая ночь будет другой, — сказал он. — Вот что для меня значит веселье».
Фото в заголовке: Стив Пэкстон (c) Джошуа Брайт для Нью-Йорк Таймс
Автор: Кэрол Фогель, The New York Times, 20 октября 2017 г.
Оригинал: https://www.nytimes.com/2017/10/20/arts/dance/steve-paxton-tea-for-three-yvonne-rainer-simone-forti.html
Перевод: Георгий Попов
Редактура: Т.Т.
Добавить комментарий