Примеры из соматической практики по методу Фельденкрайза
Мы думаем о сознании как о вещи. Наблюдение за нашим опытом показывает, что мы действительно сознательны и что переживание тесно связано с движением и мышечным чувством. Позиция данной работы заключается в том, что разум и тело — это не две сущности, связанные друг с другом, а неразрывное целое в процессе функционирования. На конкретных примерах из метода Фельденкрайза показано, что изменения в организации движения и функционирования тесно взаимосвязаны и что изменения невозможны без сознательного опыта. Предложены решения противоречий в области исследования сознания и нейронаук.
Введение: значимость движения
Странно, что мы рассматриваем деятельность сознания как существительное. Мы говорим «сознание, а не осознавание», подразумевая, что сознание — это некая сущность. Однако в отношении других связанных с этим видов деятельности мы говорим, что мы спим или что мы видим сны. Однако специфическая деятельность сознательного ума является глаголом. Мы представляем, смотрим, думаем, слушаем, наблюдаем, чувствуем, привлекаем внимание, медитируем и т. д. Мы говорим о сознании как о состоянии. Но все, что мы знаем о сознании, связано с движением. Чтобы увидеть книгу на столе через всю комнату, я должен обратить на нее внимание. Я поворачиваю голову и глаза фокусируются на расстоянии. Я вижу не то, что отражается на сетчатке. Это может иметь форму определенного размера и производить определенный цвет, но я вижу книгу. Это значит, что мое восприятие организовано так, чтобы видеть что-то конкретное.
Если я зафиксирую себя так, чтобы изображение на сетчатке оставалось неподвижным достаточное время, я больше не буду видеть. Но это трудно сделать. Мои глаза естественным образом все время двигаются. Если я наблюдаю за своим собственным процессом, я обнаруживаю непрерывность изменений. Мое внимание движется; моя мысль движется; возникает и исчезает каждая отдельная мысль или момент, на который направлено мое внимание. И по мере того, как эта активность продолжается, я могу ее наблюдать — это ум, наблюдающий за самим собой. Путаем ли мы себя, создавая такую вещь, как сознание? В дальнейшем я буду говорить о сознании, как о предмете и как о процессе.
Я прогуливаюсь со своей собакой. Мое зрение определяет меня в пространственный поток, где движение через ландшафт — это моя ходьба и в то же время направление моего пути. В поле зрения появляется каменная стена, и я ловко переступаю через нее. Я знаю о своем движении через ощущения, когда поднимаю ноги настолько высоко, что стопы переступили через стену. Мне не нужно останавливаться и думать об этом. Все это часть моего непосредственного сознательного опыта. И все же я, безусловно, не осознаю всю работу своей биологической системы. Я останавливаюсь в высохшем русле реки, чтобы поискать камень, на который можно сесть. Я нахожу то, что ищу. Сидя, я смотрю на песчаное дно, примерно в двадцати метрах от меня кривой горный дуб, торчащий из камня, раскидывает свои ветви над ним. Я чувствую, как мое дыхание становится легче, ощущая поток в грудной клетке. Я наслаждаюсь красотой этого вида. Приближается моя собака. Она садится и смотрит на меня. Я поднимаю руку, чтобы похлопать ее по голове, а она облизывает ее. Я присутствую, намереваюсь, взаимодействую в определенной последовательности и продолжаю эту деятельность до тех пор, пока снова не усну.
Я могу описать все это (еще одно действие осознавания) движением своего дыхания, неба, голоса, губ и языка или движением пальцев на клавиатуре компьютера. Я могу описать это, потому что испытал это на собственном опыте. Мы говорим, что теперь это в моей памяти. Мой опыт не был и не может быть сырыми чувственными данными. Напротив, я воспринимал пространство, поток, себя в движении, предметы в пейзаже, собаку, звуки птиц, чувство себя, которое я описываю как эстетическое удовольствие. Мое движение само по себе неустранимо, потому что оно интегрировано, скоординировано, проистекает и не отделено от того, что я воспринимаю другими органами чувств. Когда я вспоминаю, я не перепроживаю все заново и в точности так же, но обращаюсь к фрагментам переживания. Из этого я быстро делаю фразы. Когда я пишу, мои пальцы ударяют по клавишам в ответ на слова, которые я в то же время произношу про себя, и не задумываясь печатаю буквы, соответствующие слову. Моя осведомленность о пальцах включает в себя их ориентацию на клавиатуре. Мое осознавание в изменениях каждого момента времени. Общий эффект заключается в скоординированном движении потока во времени. Моя деятельность организована и интегрирована. Как и мое восприятие, которое является неотъемлемой частью интеграции действий и деятельности.
В то же время я ориентируюсь в пространстве окружающей меня среды и ориентируюсь в пространстве тела так, чтобы при поднятии руки я знал, где моя рука находится относительно себя и относительно окружающего меня пространства. Насколько это точно, можно проверить, закрыв глаза и поднеся руку к лицу. Вы увидите мысленным взором нечто вроде образа вашей руки. Это не обязательно должно быть очень отчетливым, но образ будет соответствовать положению в пространстве. Откройте глаза и проверьте соответствие. Практически для всех образ будет точно соответствовать положению вашей руки.
В своей обычной сознательной деятельности я также ориентируюсь во времени. Я размещаю себя между прошлым и будущим. Я осведомлен, о том, что у меня есть прошлое. У меня нет необходимости постоянно обращаться к нему, но в любой момент, когда это нужно я могу привнести его.
Представьте себе, как вы просыпаетесь в гостинице в чужой стране. Сначала вы, возможно, дезориентированы. Вы задаетесь вопросом, где вы находитесь. Вы можете вообразить себя в знакомом пространстве только для того, чтобы понять, что это не то место, где вы находитесь, и вы даже не знаете, сколько сейчас времени или какой день. Вы ощущаете себе некомфортно. По мере того, как вы просыпаетесь вы начинаете ориентироваться. Теперь вы бодрствуете и осознаете. Вы знаете, где находится ванная. Вы можете ступить на пол, вертикализироваться в гравитации и не споткнуться о стул.
Я постепенно перечисляю некоторые из повседневных действий осознавания и намеренно упускаю из виду такие вопросы, как символическое мышление, субъективные квалии и т. д., которые отвлекают внимание от биологических корней того, что мы называем сознанием. Многие наши действия не относятся к сфере осознавания. Обычно я управляю собой, когда вертикализируюсь в гравитационном поле. С другой стороны, я могу находиться в сомнамбулическом состоянии. И все еще могу сделать это, предварительно организовавшись. Кроме того, большая часть мышечной деятельности для выполнения этого действия не находится под контролем сознания, а направляется через вестибулярную систему, дополнительные пирамидальные мышечные реакции, вестибулярно-оптические рефлексы. Я могу встать, не обращая внимания на свои действия и действовать привычно и, возможно, неэффективно. С другой стороны, я могу развить свое сознавание таким образом, что мой опыт действий будет богат знанием моей самоориентации, моего отношения к пространству и гравитации, моего чувства времени, и я буду стоять элегантно и эффективно, используя минимум мышечных усилий.
Вопрос о сознании
Тот факт, что действия могут быть совершены с минимальной осведомленностью, а в некоторых случаях вообще без таковой, сбивает с толку философов и ученых. Считается, что сознание не имеет биологической функции, что мы могли бы жить без него. Парадоксально, но без сознания ни один философ или ученый никогда бы не заинтересовался этим вопросом. Более важное утверждение состоит в том, что без осознавания ни один ребенок не может научиться вертикализироваться, и ни один ребенок не может сам управлять деятельностью, необходимой для биологического выживания. Организация вертикального положения и ходьбы, несомненно, является самой сложной вещью, которую мозг достигает в жизни, и в данный момент истории далеко за пределами возможностей самых сложных и быстрых компьютеров. Я хочу сказать, что все действия человека требуют интеграции сознательной и бессознательной деятельности, а также огромной и сложной организации.
Обычно мы не изучаем себя с таким вниманием к тому, что переживаем. Мы также не учитываем степень, в которой наша деятельность является результатом интеграции стольких различных уровней. Напротив, мы склонны изучать зрительную систему как отдельную сущность или поведение субъекта в ответ на целевой стимул. Мы делаем это потому, что наши аналитические когнитивные способности просты в использовании. Мы организовали доступные когнитивные системы, со сложно организованными структурами, такими как язык, символические изображения, математика, благодаря которым мы можем представлять идеи в виде изображений, предложений или математических уравнений. Такие сложные организации делают возможной простоту. Мы, как правило, не рассматриваем, как эти возможности приходят в организованное состояние. Мы используем эти системы так, как будто внутри них можно выразить все, что имеет значение, не беспокоясь о том, в какой степени они также ограничивают наши мыслительные процессы. Если мы позволим этому случиться, то в конечном итоге мы будем ограничены линейностью наших коммуникационных систем, и особенно линейностью логической структуры мышления, которая символически опосредована, т. е. движима потребностями языка или других средств коммуникации. Тогда трудно понять интеграцию, координацию, взаимосвязанность. Функции легче воспринимать как модульные и не беспокоиться о том, как отдельные функции становятся интегрированными действиями. Можем ли мы развить другой способ мышления?
Вопрос сознания сбивает с толку, если пытаться справиться с ним в структурированном аналитическом ключе. Существует разрыв между тем, что мы можем знать о нашем собственном жизненном опыте, который зависит от сознания или самосознавания, и тем, что мы можем постулировать как объяснение того, как возможно сознание. Таковы противоречия, столь знакомые тем, кто занимается изучением сознания.
В этой статье я хочу пойти совершенно другим путем и изменить мышление. Мой профессиональный опыт связан с обучением движению в отношении развития сознавания с использованием метода Фельденкрайза. Хотя я работаю в области конкретного метода, я считаю, что успех этой работы раскрывает нечто общее о функционировании нервной системы и действительно может показать, что деятельность сознания или осознавания является существенной для биологической жизни человека. Я предполагаю, что феноменология метода Фельденкрайза позволяет связать изменения в области внутреннего опыта с изменениями в организации внешнего поведения. Таким образом, он дает возможность наблюдать корреляции между областью феноменологии и областью внешних наблюдений.
Соматическое озарение
В 1964 году Моше Фельденкрайз писал: «Я утверждаю, что единство ума и тела — это объективная реальность, что это не сущности, так или иначе связанные друг с другом, а неразрывное целое в процессе функционирования. Если говорить более четко, то я утверждаю, что мозг без двигательных функций не мог бы мыслить или, по крайней мере, что непрерывность психических функций обеспечивается соответствующими двигательными функциями». Далее Фельденкрайз отмечает, что: «Мы не чувствуем внутренней работы центральной нервной системы; мы можем чувствовать ее проявление только до тех пор, пока глаз, голосовой аппарат, лицевая мобилизация и остальная часть сомы провоцируют наше сознавание. Это состояние сознания!» И, наконец, заключение, вытекающее из этих утверждений: «…состояние коры головного мозга непосредственно и чётко видимо на периферии через позу, осанку и мышечную конфигурацию, которые полностью связаны. Любые изменения в нервной системе отчетливо проявляются в изменении отношения, осанки и конфигурации мышц. Это не два состояния, а два аспекта одного и того же состояния.» — Одним ходом мы устранили проблему разума и тела.
Позиция, занятая здесь Фельденкрайзом, является не только гипотетической, но и действенной. Это рабочая позиция, подкрепленная практической работой, которую он проводил в течение тридцати лет, и разделяемая группой первопроходцев двадцатого века, которые были заинтересованы в поиске практических путей дальнейшего развития человеческого потенциала. Среди них были Ф. Матиас Александер, Генрих Якоби, Ида Рольф, Герда Александер, Эльза Гиндлер и ее многочисленные ученики, в том числе Шарлотта Сельвер, Эмми Пиклер, Берта Бобат и, конечно, Фельденкрайз, на которого это движение оказало влияние не только благодаря контактам с Якоби, но и благодаря его работе в дзюдо и контактам с восточными учителями. (Обзор см. Johnson, 1995).
Эльза Гиндлер, чья «arbeit am menschen» (работа над человеком) имела такое влияние, излечила себя от туберкулеза, настолько улучшив свое понимание дыхания, что научилась давать отдых своему больному легкому и более полно дышать здоровым легким. Матиас Александер в результате тщательного самоанализа обнаружил, как он может сдерживать свои привычки в использовании головы и шеи, которые вредят его голосу, что было важно для его актерской профессии. Берта Бобат разработала новые подходы к физиотерапии, которые включают нейро-развивающий подход, и Эмми Пиклер, радикальный способ воспитания детей, основанный на ее детальных наблюдениях за развитием. Все вышеупомянутые практики развивают воплощенное сознавание. Они показывают взаимосвязь между феноменологией сознавания и совершенствованием и реорганизацией навыков и способностей человека.
В коротком формате эссе невозможно подробно изучить ни одну из этих практик. Однако я приведу несколько конкретных примеров из своей практики применения метода Фельденкрайза, чтобы проиллюстрировать, что можно почерпнуть из этих соматических практик. Мы можем еще раз подчеркнуть, что с этой точки зрения нет никакой проблемы ума и тела. То, что я надеюсь предложить, — это направление к решению других актуальных проблем сознания.
Примеры из метода Фельденкрайза
Мы называем наши процессы в методе Фельденкрайза «уроками», и они осуществляются в двух стилях. Уроки «Сознавания через движение» представлены в устной форме, как правило, группам. Ведущий, направляет участников через последовательность движений, которые повышают уровень самосознания участника и одновременно повышают уровень чувствительности к нюансам кинестетических ощущений.
Вот конкретный урок «Сознавания через движение» Фельденкрайза. Как и многие из этих уроков, он содержит большой элемент исследования, в котором ученик направлен на изучение различных движений с акцентом на качество исполнения, а не на размер движения. Все делается мягко, с упором на повышение осведомленности. Для краткости я опишу только основные элементы урока. Сначала нужно удобно усесться на полу, скрестив ноги, и сложить руки вместе, расставив локти, словно молясь. Затем необходимо держать основания обеих ладоней вместе и отделять пальцы друг от друга, не двигая локтями. Человек пробует одновременно обеими руками, а затем только правой и только левой. Далее руки поворачиваются так, чтобы пальцы были направлены в сторону от тела. Те же движения повторяются. Для многих это довольно сложно, и лишь небольшое движение можно сделать с комфортом. Затем предлагается подумать, что правый глаз представляет собой что-то вроде небольшого телескопа, где находится объектив. Человек смотрит направо, вверх и вокруг, так что он делает медленное, осторожное круговое движение правым глазом, уделяя внимание любым частям движения, которые не являются плавными и легкими. Двигаясь очень медленно, осторожно и внимательно через сложные участки движения, человек начинает улучшать качество движения глаза. Затем можно сделать круги в каждом направлении. В итоге это движение сочетается с движением рук. При возвращении к движению рук, обычно отмечаются следующие эффекты. Во-первых, правая рука теперь более способна, чем левая, удерживать основание ладоней вместе и поднимать пальцы. Во-вторых, изменилось распределение тонуса по всей правой стороне тела. Это заметно со стороны наблюдающему за лицом, плечами и т. д.
Здесь мы имеем четкую демонстрацию влияния направленного сознательного сознавания на деятельность самой нервной системы. Обратите внимание, что при перемещении правого глаза автоматически перемещается и левый глаз. Соответственно, изменения в распределении мышечной активности сами по себе не являются следствием движения. Таким образом, изменение могло произойти только в результате направления сознавания на движение правого глаза. И это изменение не локализовано в области глаза, а распределяется через мускулатуру всей правой стороны и соответствующую организацию движения. Любая теория сознания и функционирования нервной системы должна учитывать это. Я считаю, что этот феномен и многие другие еще не признанные явления, действительно бросают вызов многим нашим современным представлениям о разуме, мозге и сознании.
Феноменологически человек по-новому чувствует правый глаз. Когда я начинаю двигать правым глазом круговыми движениями, представляя глаз как телескоп, я двигаю его соответственно этому образу и чувствую движение глаза с вниманием, которое обычно не обращаю на него. Сначала я могу столкнуться с трудностями при выполнении круга: в определенные моменты я обнаруживаю, что не могу двигать глазом так, как хочу. Двигаясь медленно и направляя свое внимание на то, где я могу двигаться качественно, т. е. на ощущение легкости и комфорта, вследствие этого я нахожу что могу подступать к трудным местам в круге и в итоге начать делать полное плавное и приятное движение. Теперь я ощущаю легкость, распространяющуюся сначала по правой стороне лица, и затем в дыхании. В конце концов я получаю указание вернуться к движению рук и найти свою правую руку более гибкой и подвижной. Однако это обучение не на уровне простой ассоциации или обусловленности.
Вот история, чтобы показать то же самое иначе. Я проводил урок «Сознавания через движение» группе людей в большой корпорации. Многие из них были учеными, инженерами и техническими работниками. Общей чертой группы было то, что все они в разное время страдали от болей в спине. На одном уроке мы изучали движения с одной стороны тела в течение почти сорока минут. За это время большинство учеников улучшили свой диапазон движения примерно на 70% и более. Затем я попросил их проверить то же самое движение с другой стороны. Они оказались так же ограничены, как и в начале, когда пытались двигаться на первой стороне. Затем я попросил их представлять те же движения в той же последовательности на другой стороне в течение примерно пяти минут. Внезапно они обнаружили, что диапазон движения улучшился на восемьдесят процентов и с этой стороны. Один инженер посмотрел на меня после этого и сказал: «Это не считается». То, что произошло с ним, очевидно, поставило под сомнение убеждение, что разум и материя разделены, и что нематериальный разум не мог влиять на материю, то есть на его тело. Эмпирически он не мог отрицать этот опыт, а интеллектуально он не мог его объяснить. Здесь умственная деятельность, воображаемая, влияет на состояние организации работы нервной системы, о чем свидетельствует новая организация движения. Это не нематериальный процесс: если наблюдать за человеком со стороны, в то время как он воображает, можно обнаружить тонкую активность в мышцах, которая сопровождает воображение.
Наш второй процесс обучения называется «Функциональная интеграция». Это процесс, в котором практик общается с участвующим через прикосновение. Фельденкрайз назвал этот процесс обучения «совместным танцем». Практикующий прикасается и чувствует, куда может двигаться человек, к которому он прикоснулся, и тот чувствуя потребность или намерение, отвечает. Целью опять же является расширение сознавания: человек, к которому прикасаются, реализует новые возможности кинестетического ощущения и чувствования, а также переживает изменения в образе тела (движения). Часто опыт урока для участника выходит за рамки словесного описания, но последствия этих изменений становятся понятны после, в процессе повседневной жизни с измененным самоощущением. Насколько это может быть основательным проиллюстрируют конкретные примеры, приведенные ниже.
За прошедшие годы я дал тысячи уроков «Функциональной интеграции». На первый взгляд кажется, что я использую только свои руки, чтобы общаться с человеком, получающим урок. На самом деле, я научился использовать движение всей моей структуры, чтобы установить контакт и почувствовать другого человека. Я создаю в себе очень четкую организацию позвоночника и таза, чтобы то, что сообщается моими руками, я мог осуществлять всем собой. Что касается меня как практика, то я нахожу, что эффективен, когда переключаюсь на открытое осознание, прекращаю свою обычную словесную болтовню и отказываюсь от всякой привязанности к получению результатов. Мое мышление воплощено телом: я двигаюсь непосредственно от ощущения и чувствования к акту коммуникации через мое собственное движение к человеку, получающему урок. Таким образом, я нахожу, что могу быть очень точным в отношении потребностей человека, с которым работаю. Многие люди, с которыми я работал, говорили, что через мое прикосновение они уникальным образом ощущали свое присутствие.
Вот пример из моей индивидуальной практики, который дополнительно указывает на связь сознательного опыта даже с самой рефлексивной деятельностью нервной системы. Мой клиент Джефф очень медленно восстанавливался после синдрома Гийена-Барре. Этот синдром, по-видимому, связан с острой вирусной инфекцией спинномозговых нервных корешков. Мышечная слабость и паралич возникают из-за нарушений нижних двигательных нейронов. Сенсорные симптомы включают потерю чувства положения и некоторые искаженные ощущения, такие как покалывание. Когда Джефф был сильно болен и полностью парализован, он не терял ощущения прикосновений к телу. К тому времени, когда я начал с ним работать, он выздоровел до такой степени, что мог сделать любое произвольное движение, о котором его просили. Тем не менее, он чувствовал себя очень слабым и нуждался в костылях, чтобы ходить. Часто он пользовался инвалидным креслом. К тому моменту уже два года как миновала острая стадия заболевания.
Во время наших еженедельных уроков он улучшал свое чувство равновесия и восполнял запас жизненных сил. Через несколько недель он смог перейти на использование одного костыля. Однажды, когда мы начали очередной урок, мое внимание привлекли стопы Джеффа. Я знал, что он мог чувствовать мою руку, касающуюся его стоп, различать один палец ноги от другого и покачивать ступни и пальцы вверх и вниз. Тем не менее, когда он пытался пошевелить стопами, они были безжизненными. И когда он шел, они били по земле, как шлепки.
Затем я решил провести эксперимент с доской. Джефф лежал на спине. Я положил мягкий валик ему под колени, а пластиковый под лодыжки. Это возымело два эффекта. Во-первых, Джефф покинул поле гравитации, так что ему не приходилось прилагать усилий чтобы стоять. Во-вторых, я чувствовал, как двигаются его стопы, когда пятки не давят на стол, и мог двигать всем им целиком через давление на стопы. Я знал, что Джефф может делать произвольные движения мышцами голени, но из прошлого опыта я также знал, что его слабость, вероятно, связана с отсутствием рефлекторного тонуса в этих же мышцах. Я также знал, что, аккуратно надавливая на его стопы твердой, ровной поверхностью, я мог бы вызвать больше так называемой рефлекторной активности.
Это был хороший выбор урока для Джеффа. Я начал с того, что слегка прижал жесткую доску к левой стопе Джеффа. Когда я наклонял доску в ту или иную сторону, его стопа, поначалу безвольная и без тонуса, совершенно не реагировала на давление плоской поверхности. Стопа оставалась там, где была, без движения в ответ на стимуляцию. Я бы интерпретировал то, что я чувствовал, когда я двигал доску к стопе Джеффа, как «я не соединяюсь». У стопы было качество, которое я мог легко описать как безжизненное. В нормальной ситуации стопа человека следует за движением доски, так как реагирует на стимуляцию поверхностью. Когда я медленно нажал на пальцы и подъем свода стопы, начались небольшие реакции, и стопа Джеффа стала следовать моим движениям. Я мог обнаружить каждое увеличение ответа своими руками, что затем привело к увеличению стимуляции стопы Джеффа. Минут через двадцать стопа отреагировала почти нормально. Теперь я мог перемещать весь его скелет через нее, имитируя функцию стояния на этой стопе. Я делал это, перемещая доску с хорошо заземленным собственным тазом так, чтобы движение моего центра передавалось через мои руки к стопе, колену, тазу, позвоночнику и голове моего клиента. В моем собственном чувственном восприятии я мог представить себе весь его позвоночник и определить, как каждый позвонок соединяется в движении. По моим оценкам, у него увеличился тонус мышц голени. Структура скелета донесла это движение до его головы.
Но на самом деле Джефф не знал об этом. Я попросил его сравнить левую ногу, с которой мы работали, с правой. Он сказал, что не чувствует разницы. Затем я попросил его медленно встать и сделать несколько шагов. Я был доволен. Моя работа с Джеффом привела к заметным изменениям в его стопе, и когда он начал ходить, я увидел, что его левая нога несла вес лучше, чем правая. Его левая стопа двигалась при ходьбе нормально и больше не хлопала по земле. Я позволил Джеффу ходить и больше ничего у него не спрашивал. Джефф сделал паузу; выражение удивления промелькнуло на его лице.
«Я не осознавал,» — сказал он, — «Я не осознавал, что потерял стопу. Невероятно. У меня снова есть стопа. Я чувствую это отчетливо.» Джефф начал ходить более энергично, чувствуя свою левую стопу еще и еще.
В этот момент впервые проявляется фундаментальная основа смены неврологической организации. Он идет по-другому, а затем обнаруживает глубокие изменения в чувствовании тела. То, что он говорит: «У меня снова есть стопа», указывает на то, что расширилась пространственная область его сознательного восприятия себя. Это не просто вопрос осязания. Помните, он никогда не терял тактильной чувствительности. Феноменология образа тела является серьезной темой. Здесь образ тела непосредственно связан с возвращением организованного функционирования. Оливер Сакс в своей книге «Нога как точка опоры» (1984) дает одно из лучших описаний этих отношений от первого лица, рассказывая о своем восстановлении после разрушительной травмы ноги. Для Сакса это переживание имело аспект откровения, когда он осознал глубокую связь между образом себя и своим функционированием, феноменологическую связь, полностью игнорируемую в его медицинской подготовке.
Во следующем примере из моей практики изменение образа тела спровоцировало кризис. На первый взгляд казалось, что мы с клиентом имеем дело с проблемой физической структуры. Эта клиентка родилась с врожденным пороком обоих тазобедренных суставов. В детстве она научилась делать то, что хотела, т. е. мобилизоваться на ходьбу, стоять, бегать, вертикализироваться под действием гравитации несмотря на то, что оба тазобедренных сустава не имели вертлужных впадин, и суставы опирались только на ткань суставной капсулы. Она по-своему находила способ делать так, чтобы быть как можно более похожей на других детей. Как и обычный ребенок, она создавала паттерны действий/движений, которые позволяли ей добиваться успеха в меру своих возможностей. Эти модели не были такими же, как у ребенка, не имеющего структурных помех. Прежде всего, эти модели движения имели для нее особую важность. Они работали, учитывая ее физические ограничения.
В возрасте двадцати шести лет, отметив, что рост ее костей закончился, врачи заменили посредством операции оба тазобедренных сустава шариками из нержавеющей стали и имплантированными тефлоновыми вертлужными впадинами в ее таз. Восстановившись после операции, она продолжила свою жизнь, но со временем начала испытывать усиливающуюся боль в спине. Она возобновила физиотерапию. Но это ей не помогло. Когда ей исполнилось тридцать лет, она обратилась ко мне, чтобы узнать, как мой подход может ей помочь.
Я обратил внимание, что, несмотря на «новое аппаратное обеспечение», которое давало ей совершенно пригодные для использования тазобедренные суставы, она все еще ходила и вертикализировалась с теми же паттернами, которые были полезны ей в детстве. Эти паттерны включали в себя крайний изгиб поясницы и сведение коленей вместе для поддержки. Из этого я понял, что она не ощущала и не чувствовала других возможностей. Это может показаться чтением мыслей. Тем не менее, для результативности того, что я делаю, важно сделать обоснованные предположения об опыте моего клиента. Мне нужно было знать, что ей нужно испытать, чтобы найти новый паттерн. Новые паттерны обучения не могут быть изучены извне и тем более не могут быть изучены посредством речи. Тот факт, что обычная физическая терапия была бесполезна, указывал на это. Мы должны были создать эмпирический путь к новому образу тела-движения. Чтобы это осуществить, нам пришлось перепройти путь освоения вертикализации в гравитационном поле.
Даже когда она лежала, я ощущал жесткость ее позвоночника и ребер, которые были непреклонны, и то, как мало она чувствовала среднюю часть себя. Это было следствием огромных усилий, которые она должна была прилагать, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. Стоя, она настолько сильно удерживала спину из-за страха упасть, что совсем не чувствовала возможность каких-либо изменений. В идеально организованном человеке позвоночник — это гибкая опорная колонна, в которой мышцы имеют равномерный тонус и готовы к движению и действию. Сделанные мной уроки были созданы, отчасти, путем наблюдения за тем, как дети научаются вставать на ноги, и предположения того, что должно ощущаться внутри них, в связи с этим обучением. Поэтому я начал с того, что давал ей возможность двигать тазом и позвоночником относительно друг друга. Это могло происходить только как сознавание. Уже после нескольких уроков у нее стало гораздо меньше боли.
На одном конкретном уроке для нее более ясным образом проявился новый паттерн. В конце сеанса она показалась мне испуганной. Она сказала, что чувствует себя очень странно. На следующий день она сообщила, что у нее кризис, и она плохо спала. Я спросил ее, что она испытывает. Она сказала: «Я не чувствую себя собой. Я не чувствую себя прежней. Это очень тревожно.» Позже в нашей беседе она сказала: «Но я знаю, что чувствую, насколько мне легче ходить». Именно это последующее наблюдение позволило ей продолжить. Уроки привели к паттернам, которые были совершенно новыми в ее опыте. С каждым изменением она обнаруживала какое-то чувство беспокойства о себе и своей самоидентификации. К счастью для ее прогресса, каждый раз, когда она чувствовала себя странно, она позволяла себе испытывать страх и беспокойство, зная, что то, что было новым для ее ощущения себя, будет «нормальным» через несколько дней. Таким образом, она нашла способ выйти за пределы своей идентичности со специфическим паттерном ощущения себя. Сложности, к которым мы подходим в данном случае, выходят за рамки настоящей статьи. Однако я вернусь к этому вопросу, потому что мы начинаем понимать, что наши проблемы не существуют в вакууме изолированной нервной системы и личности.
В любом случае мой клиент должен сделать сознательный шаг на более высокий уровень. Она должна была наблюдать за качеством изменений и выбирать то, что лучше всего подходит для ее жизни.
Я хотел бы сделать небольшое отступление, чтобы показать, что феноменологически чувственное восприятие не находится в изолированных сенсорных системах. На собственном опыте я обнаружил связь между образом тела и зрением. Во время визита к окулисту, который специализировался в области, называемой поведенческой оптометрией, я исследовал возможность ношения очков с призмой, искажающей восприятие пространственного поля зрения. В них пол казался гораздо ближе, чем в моем нормальном видении. Внутреннее пространство моего тела уменьшилось настолько, что я почувствовала себя на высоте около метра. Когда я пытался ходить, я едва мог двигать ногами и понятия не имел, куда их поставить. Потребовалось несколько минут в очках, чтобы восстановилось нормальное движение. Очевидно, что восприятие образа тела, перекрестно связано между собой в рамках многих сенсорных систем. Любое искажение в одном месте немедленно вызывает нарушения в других представлениях, а также в функционировании. И все же очень быстро нервная система начинает реорганизовываться, чтобы восстановить ту же согласованность восприятия и, следовательно, качество действия и движения. Что меня интересует во всем этом, так это большая пластичность нас самих в самоорганизации для обеспечения биологической стабильности. Думаю, я дал убедительные обоснования того, что, хотя мы не контролируем процесс научения напрямую, деятельность осознавания важна для того уровня обучения, на котором восприятие и действия взаимосвязываются и выстраиваются.
В заключение я хотел бы описать процесс «Функциональной интеграции», который придает особое значение тому, как нервная система в гораздо большей мере реагирует на выполнение интегрированных действий, а не отдельных частей движения. Я работал с Брендой, которая перенесла черепно-мозговую травму примерно двенадцать лет назад, когда ей было двадцать лет. Она перепробовала много способов, чтобы восстановить парализованную левую руку: когда она пыталась использовать ее, запястье и предплечье скручивались и сжимались. Когда она игнорировала предплечье и кисть, рука висела с частично согнутым локтем. Мы работали в течение четырех сессий и уже обнаружили ряд новых вещей, которые ранее не были доступны. Прежде всего, Бренде было легче прогрессировать, когда она не толкала, не прилагая усилий и не пыталась добиться результата. Она также могла прогрессировать, когда смещала фокус внимания от руки и деталей действия. И она обнаружила, что не одна только рука теряет подвижность и функциональность.
Я начал свой первый урок с Брендой, прикоснувшись к ребрам и позвоночнику с каждой стороны, чтобы показать себе, что пораженная левая сторона была совсем неподвижной по сравнению с правой. Когда я двигал ее пассивной левой рукой, ребра оставались приклеенными к столу, что указывало на то, что ее внутренний опыт в этой области отсутствовал; это контрастировало с правой стороной, где такой же подъем руки приводил к подвижности всей грудной клетки и облегчал движение. Продолжая урок, я провел много времени с «хорошей» правой стороной, исследуя, как при нажатии на стопу двигаются ребра и позвоночник с этой стороны, а также продолжая движения руки в сочетании с туловищем и тазом. Только после этого я снова приблизился к левой стороне и тем самым привлек внимание Бренды к различиям. Почувствовав улучшение в том, что ребра и позвоночник начали реагировать, когда я надавливал на левую стопу, я спросил Бренду, чувствует ли она разницу. Она обратила внимание и указала, что ей действительно нравится чувствовать себя в движении. Двигая рукой, головой и плечом вместе, я мог медленно перемещать ее руку, пассивно, касаясь ею плеча, затем шеи и, наконец, лица. Я ни разу не пытался преодолеть сопротивление, которое я чувствовал в ней.
На пятом сеансе я чувствовал, что, когда я двигаю ее рукой, ребра следуют за ней. Я попросил Бренду взять меня за руку и переместить ее в пространстве. Она это сделала, поймав мою руку в свои все еще судорожно сжатые пальцы. Но в ее руке и плече больше не проявлялся паттерн спастически фиксированных сокращений. Я попросил ее переместить мою руку туда, куда она хочет. Она поднимала мою руку, толкала ее вперед и тянула назад. Внезапно она поняла, что может переместить меня, а следовательно, и себя в места, которые были недостижимы, когда мы только начинали. Так, будто это функционирование возникло из ниоткуда. Позже Бренда рассказывала мне, что сама спонтанно использовала левую сторону в ситуациях, в которых раньше она бы никогда не подумала об этом.
Мы продолжили больше работать с рукой. Я давал ей прикасаться и чувствовать мою руку, прикасаться и поглаживать себя. Во время предыдущих сеансов, когда я делал пассивные движения ее рукой, я располагал ее пальцы так, чтобы они касались ее шеи или ее лица что способствовало уменьшению их спастичности. Мы также работали с ее ощущениями и восприятием. Как она чувствует и идентифицирует каждый палец и то, как чувствует, где они находятся в пространстве и в движении. Оказалось, что ее ощущения пространства и движения были ненадежны, в отличии от осязания. По мере того, как она использовала руку для прикосновения и чувствования, в небольшом диапазоне возможного, ее ощущения постепенно становились все более точными.
В чем суть нашей совместной работы? Здесь есть элементы общения и контакта, моя способность непрерывно ощущать, что происходит с Брендой, и останавливаться, когда она начинает сопротивляться или становится слишком много. Есть поддержка, которую я могу оказать ей, чтобы она поверила, что мое прикосновение безопасно, что я буду уважать ее пространство и бытие. Есть аспекты моих навыков, которые позволяют мне быть преднамеренным, не будучи навязчивым, и которые позволяют мне вести за собой, не прибегая к силе. Это постоянное напоминание себе о том, что нет необходимости в успехе, что успех будет следовать за процессом. Я провоцирую связность, которая позволяет Бренде находить новые возможности. Я не даю ей никакой информации, но из-за связности — танца, который мы танцуем вместе, она чувствует различия, и как эффект, создается новая информация. Каждый из нас избегает самонадеянности думать, что мы ответственны за то, что происходит на уроке.
Как такой танец возможен без осознавания, сознавания на расширенном уровне? Я должен учитывать Бренду как мыслящее, чувствующее, дышащее бытие. Невозможно достичь никакого результата без учета феноменологического — того, как она переживает взаимообмен, между нами, и того, что переживаю я. Мы связаны вместе так, что, хотя я не могу проникнуть внутрь ее чувств, я все же могу отвечать на них своим чувством ее движения и ее ответам мне. Сознание можно исключить лишь в абстрактном мышлении, но не в живом мире.
Некоторые выводы
Изложенная здесь перспектива, как я показал на ряде конкретных примеров, имеет эмпирическое обоснование. Я считаю, что такая перспектива способна разрешить ряд сохраняющихся трудностей в продолжающихся дебатах о сознании, искусственном интеллекте, познании и т. д. Я здесь не для того, чтобы это делать. Однако я хотел бы отметить, что мы можем сделать определенные выводы и фактически исключить некоторые подходы к рассматриваемой проблеме. Я вынужден сделать вывод, что в практике моего подхода, я становлюсь близок к очень прямому контакту, нервной системы с нервной системой. То, как люди, с которыми я работаю, меняют свои паттерны поведения, свидетельствует об этом, как и то, что я могу работать с самим собой. Я делаю выводы, основываясь на практических результатах.
Один из выводов состоит в том, что нервная система отзывается на впечатление от цельных взаимосвязанных функций и структурно переходит в более совершенное состояние организации. Биты и кусочки, не имеющие особого значения или отношения ни к чему другому, не имеют никакого эффекта. Вот почему попытка пошевелить пальцами человека, чья рука парализована инсультом, имеет очень ограниченный эффект, но, как и в случае Бренды, дать ей возможность пошевелить мной приводит к значительному снижению ее мышечной спастичности и началу ее собственной способности к движению. Как в случае с Джеффом, когда контакт со всем его скелетом, имитирующим функцию стояния на ноге, возвращает ему образ его стопы. Очевидно, что для людей и для других живых существ целое действительно больше, чем отдельные части. Следствием этого является то, что уровень изменений в нервной системе — это уровень смысла. Изменения должны быть связаны с жизнью.
Невозможно устранить феноменологической перспективы. Можно сказать, что человек управляет своей нервной системой через высший уровень организации, который подразумевает опыт и сознание.
В то время как редукционизм не является ни прагматичным, ни эффективным подходом к работе с людьми на этом уровне, и не способствует пониманию интегративных аспектов нервной системы. На примере науки о движении можно сказать, что многолетние попытки экспериментально понять скоординированное движение человека, пытаясь работать на уровне отдельных моторных единиц или на каком-то подобном уровне «снизу вверх», оказались совершенно непродуктивными. Латаш (1996) пишет о таком подходе как о «попытке понять функцию [сложной системы] на основе суммированной активности ее элементов». «Очевидно, — заключает он, — это тупиковый путь.»
Если так обстоит дело с такой, казалось бы, легко поддающейся решению проблемой, как интеграция мышечной системы в движение, то что же тогда делать с изучением сознания? К счастью, такая тупиковая ситуация ведет к новым направлениям. Безусловно, есть исследования, которые начинают показывать, что необходим какой-то динамический системный подход. Приведу один пример. Уолтер Фриман в своих исследованиях обонятельной луковицы у кроликов показал ряд поразительных вещей (Freeman, 1995). Во-первых, были устранены первоначальные сигналы от обонятельных рецепторов в коре головного мозга и заменены новым паттерном кортикальной активности. Во-вторых, когда кролик был приспособлен к другой реакции на тот же самый стимул (запах), появился новый паттерн, и все обусловленные паттерны также сместились к другим запахам. Могут быть веские основания полагать, что нервная система не имеет дело с необработанными сенсорными данными и не хранит их. Если реакции высшего животного связаны со значением стимула в отношении того, как животное будет действовать в окружающей среде, мы имеем дело с высоким уровнем биологической сложности. Для высших животных это включает в себя социальную среду. Можно было бы сделать вывод, что любой проект объяснения непосредственно наблюдаемого поведения на основе знания точного состояния нервной системы обречен на провал.
Как же тогда мы сможем расширить наше понимание нервной системы и ее отношения к феноменологической сфере и сознанию? Организация такой системы требует организации эффективной деятельности и движения в качестве основы для дальнейшего когнитивного развития. Это главная задача нервной системы. Следствием этого является то, что движение имеет важное значение для задачи самоорганизации системы. Было проведено очень мало научных исследований в этой области. Некоторые авторы, например, Матурана и Варела (Maturana and Varela, 1987) и Джеральд Эдельман (Gerald Edelman, 1987), увидели существенное значение движения для понимания нервной системы и биологических систем в целом.
В последнее время наблюдается возрождение теории динамических систем в понимании движения и мозга. Я предлагаю для обзора Келсо (Kelso, 1995) и Тэлен и Смит (Thelen & Smith, 1994). Что бы мы ни хотели сказать об акте осознавания, мы всегда находимся в нем и не можем избежать независимого подтверждения чего-либо. Мы также не можем избежать того, что мы живем, развиваемся, учимся и организовываем свою нервную систему в контакте с сообществом себе подобных. Мы должны предположить, что это так для всех высших животных. Мы не можем иметь отдельного понимания мозга или сознания без понимания переживаний, без учета деталей феноменологии живого опыта. Этим опытом действительно можно поделиться. Нужно больше исследований на высшем уровне, которые включают в себя тщательное изучение влияния осознавания на само сознание. Недавно такой проект был одобрен по крайней мере несколькими исследователями. Я особо упомяну Нуньеса (Nuñez, 1997), Варелу (Varela, 1996) и Вилбера (Wilber, 1997). Я надеюсь, что то, что я привнес здесь, поможет дальнейшему пониманию. Будем надеяться, что это приведет также к новым исследованиям на более низком уровне операций самой нервной системы.
Ссылки:
Edelman, G. (1987), Neural Darwinism (New York: Basic Books).
Feldenkrais, M. (1964), `Mind and body’, Systematics: The Journal for the Correlative Study of History, Philosophy, and the Sciences, 2 (1). Reprinted in Your Body Works, ed. G. Kogan, 1980 (Berkeley, CA: Transformations).
Freeman, W. (1995), Societies of Brains (Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates).
Johnson, D. (1995), Bone, Breath, and Gesture: Practices of Embodiment (Berkeley, CA: North Atlantic Books).
Kelso, J.A. Scott (1995), Dynamic Patterns: The Self= Organization of Brain and Behavior (Cambridge, MA: MIT Press).
Latash, M.L. (1996), `The Bernstein Problem: How does the central nervous system make its choices?’, in Dexterity and its Development, ed. M.L. Latash and M.T.Turvey (Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates).
Maturana H. and Varela, F. (1987), The Tree of Knowledge (Boston, MA: New Science Library).
Nüñez, R.E. (1997), `Eating soup with chopsticks: Dogmas, difficulties and alternatives in the study of conscious experience’, Journal of Consciousness Studies, 4 (2), pp. 141-65.
Thelen, E. and Smith, L. (1994), A Dynamic Systems Approach to the Development of Cognition and Action (Cambridge, MA: MIT Press).
Sacks, O. (1984), A Leg To Stand On (London: Duckworth).
Varela, F.J. (1996), `Neurophenomenology’, Journal of Consciousness Studies, 3 (4), pp. 330-49.
Wilber, K. (1997), `An integral theory of consciousness’, Journal of Consciousness Studies, 4 (1), pp. 71-92.
Автор: Карл Гинзбург / Carl Ginsburg, Ph.D.
(Впервые опубликовано в «Журнале исследований сознания» (Journal of Consciousness Studies), 6, № 2-3, 1999, с. 79-91.)
Оригинал: Body-Image, Movement and Consciousness: Examples from a Somatic Practice in the Feldenkrais Method
Перевод: Георгий Попов
Добавить комментарий